Мой (ЛП) - Страница 61

— Брук, — произносит он, глядя на меня с властной яростью, немного пораженно, затем быстро поднимает меня и сливается своим ртом с моим, укладывает меня рядом с собой, удерживая меня в своих руках, его горячий рот смакует меня, а он укладывает нас на кровать. Возможно, мои губы на вкус, как он сам, но его это не заботит, он целует меня так, словно от нас, кроме ртов, больше ничего не осталось. И я чувствую, что это единственная часть меня, которой я могу пошевелить.

Он ложится и обнимает меня со спины, властно накрывает пальцами мою киску, мягко поддразнивая меня.

— Мне нравится, когда ты такая изголодавшаяся за мной, — шепчет он мне в ухо, в то время, как ласкает мой живот.

— Я беременна твоим ребенком. Мы были в разлуке и это было пыткой. Мне снились сны, и я просыпалась в поту, нуждалась в тебе и не могла снова уснуть, отчего все мое тело болело, — стону я шепотом, когда он накрывает мою киску.

Он покусывает меня за ухом, пока рукой нежно проникает внутрь меня.

— Я был не в состоянии нормально отдохнуть ночью с того момента, как ты уехала. Кровать была настолько пуста, что мне приходилось прибегать к холодному душу, или идти в спортзал, — бормочет он, потягивая мочку моего уха. — Но я становился твердым каждый раз, как думал о тебе, Брук. Думая о том, что это мой ребенок внутри тебя, — он продолжает покусывать мою кожу за ухом, в то время, как мягко вводит в меня палец.

Дрожа от необходимости, я чувствую всю длину его члена, касающегося моих ягодиц, и он слегка покачивается ко мне, наши бедра двигаются. Более сладкое удовольствие простреливает сквозь меня, когда я понимаю, что он не закончил. Он поворачивает меня к себе лицом, заставляя ногами обхватить его бедра.

— Двигайся со мной, — грубо командует он, начиная двигаться напротив меня, трахая меня без проникновения, а наши тела трутся друг об друга.

Моя грудь наполняется любовью, когда мы целуемся, а потом смотрим друг на друга. Его голубые глаза, торчащие волосы, выпуклые мышцы. Мои половые органы безрассудно сжимаются с каждым толчком его бедер, по всей длине его члена, трущегося о половые губы моей киски, и поглаживающего мой чрезмерно чувствительный клитор. Я хочу сказать: “я люблю тебя”, но единственные звуки, которые я способна издавать - это хриплые вздохи.

— Кого ты любишь? — нежно рычит он.

— Тебя.

— Кто твой мужчина? — он, поддразнивая, толкает свой язык в мой рот, затем со стоном проводит своей восхитительно колючей челюстью вдоль моей. — Кто твой мужчина?

Я безумно люблю ощущать его щетину на своих щеках, хватаю его лицо и снова трусь своей щекой о его.

— Ремингтон Тейт, мой Разрывной.

— Ты хочешь меня повсюду на тебе?

— Хмм, я хочу тебя повсюду на себе.

Когда я произношу "Хмм", я подразумеваю, что не стану принимать душ, чтобы иметь возможность чувствовать его запах, а его стон говорит мне, что то, что я сказала, сводит его с ума. А он сводит меня с ума тем, что называет свою сперму "им". Я безумно люблю то, что он обожает мое наслаждение им на моей коже, внутри меня, вокруг меня, в моем рте. Хмм...

— Ты звала меня, Брук Дюма, — он поднимает мои руки над головой, сжимая запястья своей ладонью, в то время как ведет членом вдоль моих половых губ, поглаживая клитор головкой именно там, где нужно. Он смотрит на меня все тем же загипнотизированным, влюбленным, похотливым взглядом, каким и я смотрю на него, запоминая его, пока он запоминает меня. Моя шея выгибается, когда он замедляет свои раскачивающиеся движения, держит меня на грани экстаза несколько сладких минут, пока наши тела дрожат. И вот мы здесь. Шорох тел, шлепки кожи об кожу, мои стоны, его стоны, это все, что я знаю.

Я шепчу его имя, когда кончаю, и мои глаза открываются именно в тот момент, когда все напрягается, прежде, чем взорваться, и вижу его над собой, плотно закрывающего глаза, сжимающего челюсть, двигающегося рывками напротив моего живота, бьющегося в конвульсиях, и с силой сжимающего мои запястья. Я хочу, чтобы там, где он держит меня, остались следы от того, с какой силой он кончал, и снова содрогаюсь, мы оба стонем длинным, протяжным стоном удовлетворения.

Когда мы расслабляемся, он тянет меня к себе, грубо шепча:

— Я ждал этого тридцать девять дней.

— И пять часов.

— И чуть больше тридцати минут, — удовлетворенно ухмыльнувшись на мое пораженное молчание, он любуется моим лицом. Слегка проводит большим пальцем по моему подбородку. — Я думал о тебе. Постоянно. День и ночь.

Большим пальцем он отводит мою голову назад и смотрит на меня так, как если бы хотел съесть; затем наклоняется и делает это. Он целует меня, как драгоценность, как деликатес, которым он дорожит и проглатывает за раз. Его рука скользит вверх-вниз по моей спине.

Ощущения от соприкосновения его мозолей с моей кожей заставляет меня дрожать.

Он смотрит на меня, его волосы влажные и в очаровательном беспорядке.

— Ты так чертовски прекрасна.

— Я выгляжу нелепо.

Он тихо смеется, затем щелкает меня по носу:

— Нелепо прекрасна.

Его взгляд цепляется за мое лицо, в то время, как он спускается ниже, наклоняется, целует мой живот и кладет голову туда же.

— Ты злишься, что я пришла посмотреть на тебя? — спрашиваю я, кладя свою руку на его волосы.

— Нет, — он облизывает мой пупок. — Я знал, на что шел, знал, что ты - сущее наказание, вот ты кто.

— Я? Да именно в твою честь придумали само понятие “неприятности”. Когда ты родился, врач, вместо того, чтобы сказать: "Это мальчик", сказал: "О, вот неприятности!"