— Откуда приехала, Джо? — спрашиваю, счастливо улыбаясь ей, радуясь, когда она натянуто улыбается мне в ответ. Она стоит, как солдат и ей удается действовать вежливо и благоразумно, выглядя одновременно при этом невероятно пугающе.
— Ей надо было кое что уладить, так что она воспользовалась коммерческим рейсом чтобы застать нас. Она поселится с Дианой и будет приглядывать за тобой, всякий раз, когда Ремингтона не будет поблизости.
Я бы, наверное, возразила, если бы она мне так сильно не нравилась, и если бы не слышала, как рада она была получить работу, на которую обычно нанимают мужчин. Так что продолжаю улыбаться ей, пока мы с Питом усаживаемся и смотрим первые бои.
— Где Реми?
— Выпускайте Реми!
Толпа орет, когда ринг освобождается в четвертый раз, и, к тому времени, когда начинается скандирование, по всей арене слышно только одно имя: "Рем-инг-тон, Рем-инг-тон, Рем-инг-тон!"
— Организаторы обожают заставлять публику звать его, — посмеиваясь, говорит Пит.
И наконец, динамики вспыхивают:
— Верно, дамы и господа! Сучки и кобели! Девчонки и чертовы мальчишки! Вы хотите его? Так получайте! Поприветствуйте сегодня, вааааааш один и ееееединственный, Ремингтон Тэйт, РРРРААААЗРЫВНОЙ!!
"Мой Разрывной!" возбужденно кричит мой мозг. Мой Разрывной. Мой, мой, мой. Мой сегодня, мой навсегда.
По всему помещению люди окружают ринг со всех сторон. Одни орут, приложив руки ко рту, в то время, как другие прыгают и размахивают плакатами с его именем.
— Реми, я бы умерла за тебя, Реми!! — орет голос позади меня.
Радость закипает в моих жилах, когда он выбегает трусцой.
Его идеальная сильная осанка и расслабленные плечи, накидка с надписью “РАЗРЫВНОЙ” покрывает самые твердые мышцы в мире, заставляя мои соски твердеть, а тело пульсировать от жажды. Когда свет от прожекторов фокусируется на нем, я с жадностью поглощаю его лицо с ямочками, но мой взгляд зацепляется за красные следы помады на его щеке. И на его губах.
Я моргаю в замешательстве.
Он хватает веревки и перелазит внутрь, приземляясь легко, как кот, который уже владеет квадратным пространством этого заветного ринга, затем накидка спадает и Ремингтон восстает во всей красе. Я вижу его, но все еще озадачена тем, что вижу на его мальчишеском лице; эти следы, красные, покрывающие весь его прекрасный загар, и понимание всплывает, всплывает внутри моего сознания, и каждый из этих поцелуев кажется мне чуть ли не ударом хлыста.
Тысяча и одна неуверенности, о существовании которых я даже не знала, мгновенно проявились внутри меня.
Я представляю наманикюренные руки, касающиеся его кожи... губы на его губах… его рычание для кого-то другого... его мозоли, царапающие чью-то чужую кожу...
У меня начинают гореть глаза, когда Пит говорит мне:
— Брук, это жизнь. Ему не нужны все эти фанатки, он просто хочет драться. В этом нет ничего страшного.
— Если бы я могла заставить остальную часть своего тела, помимо мозга, понять это, — несчастно говорю я, и такое чувство, будто черное облако боли окутывает меня, подобно плащу, закрывая весь мой свет.
Через пару мест, справа от меня, женщина тянет себя за волосы и кричит:
— Разрыыыыыыывной! Я хочу затащить тебя в свою комнату и трахаться с тобой до тех пор, пока я не смогу ходить!
Господи, как же сильно мне хочется ударить эту суку.
А вот и он, красивый и великолепный Ремингтон “Разрывной” Тэйт.
Он делает свои повороты, а я чувствую такое давление в груди, что охватываю руками своего ребенка и смотрю на небольшую выпуклость, которую он сейчас из себя представляет. Я никогда не жалела о том, что забеременела, но сейчас я чувствую себя такой беременной и такой глупой.
Я дышу, медленно и глубоко, в то время, как вся эта неуверенность съедает меня изнутри. Мы собираемся вместе построить семью. Я буду матерью... но он все еще будет бойцом, окруженным молодыми симпатичными поклонницами, готовыми на все, чтобы заполучить его.
Брук до Беременности, вероятно, считала бы, что никто не сможет забрать его у нее.
Но Беременная Брук чувствует себя не так уверенно. Возможно, немного обидно, что он так и не попросил моей руки. Может, он вообще этого не хочет?
Зачем ему утруждаться, если я и так уже его?
— Брук, он смотрит на тебя, — взволновано бормочет Пит.
Все еще чувствуя себя более неуверенно, чем мне бы хотелось, я делаю глубокий вдох и продолжаю смотреть на свои колени в глупом льняном платье, которое я надела, прихорашиваясь для него сегодня утром.
— Брук, он смотрит прямо на тебя, — говорит Пит, уже тревожно.
Толпа замолкает.
Тишина становится гнетущей, будто Разрывной перестал улыбаться и теперь все знают, что что-то происходит.
Я чувствую, как его глаза впились в макушку моей головы. И я знаю, что когда подниму глаза, все, что я увижу - это ее. Красную. Помаду. На его прекрасном лице. Как помада, которой однажды испачкала его я, но эта принадлежит сегодня кому-то другому. Может, одной из тех чертовых шлюх, с которыми он трахался, когда я ушла. Боже.
— Брук, Иисусе, какого черта? — Пит толкает меня локтем. — Ты хочешь, чтобы сегодня он потерпел неудачу?
Я качаю головой и нахожу в себе силы посмотреть на него.
Он смотрит на меня с выражением полной дикости и тревоги. Его ноги наизготове, челюсть сжата, у него оборонительная позиция, и я могу сказать, что он чувствует, что со мной что-то не так, потому что его руки сжаты в кулаки по бокам, и он выглядит готовым прыгнуть и прийти за мной.